Том 12. Пьесы 1908-1915 - Страница 118

118

Ольга. О тебе.

Богомолов. О? Разве?

Ольга. Удивительный у меня муж, чёрт возьми, думаю я… с восторгом. Я целую ночь где-то кутила и вообще веду себя весёлой вдовой, а он — спокоен. Он так уверен в моей любви… Спасибо ему.

(Богомолов, опер[шись] на угол стола, задумчиво слушает, покручивая бородку.)

Ольга. Он упивался мечтами, она шампанским, и всё шло благополучно, — так начала бы я рассказ, если б умела писать.

Богомолов. Попробуй.

Ольга (вых[одит] из фонаря, подход[ит] к нему, кладёт руку на плечо). А что бы ты сказал, если б я полюбила другого?

Богомолов (серьёзно, вдумчиво). Что бы я сказал? Не знаю. Никогда не думал об этом.

Ольга. Подумай.

Богомолов. Зачем же? Разве…

Ольга. Всё может быть.

Богомолов. Ты шутишь, Оля.

Ольга. Да.

Богомолов. Шутишь, я уверен. Хотя…

Ольга. Что — хотя?

Богомолов. Не умею сказать.

Ольга. Если сказано — хотя, так значит, ты не очень уверен… Не очень! Ну… это хорошо. Спасибо. Поцелуй меня.

Богомолов. За что же спасибо?

Ольга. Пойми. (Уходит, смеясь.)

Богомолов (вслед ей). Желаю тебе хорошенько отдохнуть, а то у тебя, кажется, нервы не в порядке.

Ольга. О, конечно, нервы… (Уходит.)

(Дуняша и Верочка.)

Верочка. Ольга Борисовна легла спать? Вот ей цветы от Никона Васильевича. Подайте, Дуняша.

Богомолов (трёт лоб). Мне нужно о чём-то спросить вас… забыл!

Верочка. Жалею. (Идёт в угол к письменному столу.)

Богомолов (за ней). Да! О чём вы плакали утром?

Верочка. Я? Как вы знаете?

Богомолов. Мне Стукачёв сказал.

Верочка. Не всё ли вам равно?

Богомолов. О, боже мой. Вот не ожидал, что вы так ответите.

Верочка. А чего вы ожидали?

Богомолов. Не знаю. Меня это поразило. Такое прекрасное утро, всё так ярко, празднично, вы такая юная, красивая, так ласково встретили меня, и вдруг является лакей и говорит с улыбкой дурака: «А она плачет!» Ужасно нелепо.

Верочка (ус[мехаясь]). Никто, кроме вас, не заметил бы этой нелепости.

Богомолов. А меня, представьте, целое утро угнетают эти ненужные слёзы.

Верочка (тронута). Какой вы добрый, милый.

Богомолов. Добрый? Нет, не думаю. Просто мне всегда хочется видеть людей спокойными, весело деятельными.

Верочка (села, смотрит на него, облокотись о стол). Да, это я понимаю…

Богомолов. Мне всегда хочется видеть всех счастливыми, а главное — уверенными в себе. Это органическая потребность у меня. О чём же вы плакали?

Верочка. Глупые девичьи слёзы.

Богомолов. Вам полюбить хочется, да?

Верочка (вспыхнув, шутливо). Какой вопрос!

Богомолов. Послушайте — любите! Не ждите с этим, это самое лучшее в жизни, поверьте мне. Только любя, мы живём. Вот — полюбите Ладыгина.

Верочка (почти истер[ически] смеётся). О, господи… вы… удивительный! Вы такой чудак…

Богомолов. Нет, серьёзно! Вы не смущайтесь предрассудками, не думайте о последствиях, последствия любви всегда одни и те же — новый человек! Я говорю не о ребёнке, а о людях, которые любят, ведь это чувство обновляет душу, делает людей иными, лучше, красивее… Вы понимаете…

Верочка (вставая). Уйдите от меня! Оставьте Ладыгина для…

Богомолов (испуган). Почему?

Верочка (быстро уходя на террасу). Извините… я не могу…

Богомолов (недоумевая). Почему?

Ладыгин (входит с террасы). Что это — завтрак ещё не готов? А мне зверски есть хочется. Вы чего такой?

(Богомолов, не отвечая, уходит.)

Ладыгин (ворчит). Невежа…

II действие

Лунная ночь. В саду, под группой деревьев, стол, на нём большая чаша для крюшона, бокалы. Плетёная мебель. В нишах кустарника удобные скамьи. У стола Букеев и Жан. Оба выпивши. Букеев возбуждён, Жан настроен лирически.

Жан. Да-а, Ольга Борисовна — женщина, достойная героических усилий. Ты прекрасно выбрал, Никон!

Букеев. Я — выбрал? Это чёрт выбирает для нас. Если б ты знал, как я хочу её… эх!

Жан. Это, брат, видимо, последняя твоя женщина. Последняя женщина, как сороковой медведь для охотника, — опаснейшее приключение! Держись твёрдо!

Букеев. Это не приключение, а — быть или не быть?

Жан. Я понимаю. Хотя я и скептик, но сердце у меня есть, и я, брат, умею чувствовать и дружбу и любовь.

Букеев. Что же делать с этим дураком?

Жан. Не торопись. Придумаем.

Букеев. Иногда мне убить хочется его.

Жан. Ну-ну, зачем так грубо? Можно найти другой приём. Ты вот что пойми: красивая женщина или распутна или глупа, таков закон природы. Ольга Борисовна не глупа, значит, она должна быть…

Букеев. Заврался ты…

Жан. Друг мой, я — скептик, я не могу иначе. Для скептиков, как известно, нет ничего святого.

(Стукачёв несёт кофе.)

Жан. Давай выпьем кофейку. Стукачёв, притащи-ка ещё финьшампань — живо. И земляники. Это, знаешь, специально для дам. (Смеясь.) Мы подольём сюда бутылочку, и — дамам будет весело, а когда дама весела…

Букеев (ухмыляется). Ты — жулик.

Жан. Таковыми же создал господь и всех прочих людей. Я, брат, скептик, я знаю: все мы притворяшки. Один притворяется умным, другой честным и т. д. По натуре своей и тот не честен и этот не умён, но — привыкли играть роль и — ничего! — иногда играют довольно удачно. Да. Добро, честь и прочие марципаны — всё это, брат, — литература и хуже литературы, — это так называемые навязчивые представления.

118