Целованьева (беспокойно). Зачем же запоминать?
Софья. Он шутит, Анна Марковна.
Целованьева. Ох, плохо я понимаю эти шутки…
Палагея (из кухни). Мужик верхом приехал…
Софья. Это — Шохин. Анна Марковна — это ко мне…
Шохин (в двери). Шохин пришёл.
Софья (строго). Я бы вышла к тебе, Яков!
Шохин (кланяясь). Ничего! Доброго здоровья.
Целованьева (отходит к окну). Вы не стесняйтесь…
Софья (Шохину). Ну, что?
Шохин. Велел сказать, что напишет письмо.
Софья. Больше ничего?
Шохин. Ничего.
Софья. Спасибо.
(Записывает что-то в книжечку на поясе. Михаил, подмигивая на Анну Марковну, наливает Шохину стакан водки; тот, украдкой, выпивает, морщится.)
Михаил. Отчего ты, Яков, всегда такой угрюмый?
Шохин. Жалованья мало получаю. Софья Ивановна, у меня к тебе слово есть.
Софья. Что такое?
Шохин (подходя). Лесничий этот вчера говорил машинисту нашему, что-де всех нас, за наше хозяйство, под суд сажать надо, дескать, от нас реки мелеют и вся земля портится…
Софья. Ну, — иди…
Михаил. Иди, раб!
Целованьева. Это он про лесничего говорил?
Софья. Да.
Целованьева. Строгий господин. Со всеми — ссорится, со всеми — судится, а сам всегда выпимши и, кроме карт, никаких удовольствий не признаёт. Холостой, должность хорошая — женился бы! Не любят теперь семейной жизни.
Михаил. Как — не любят? А — я? Вот я женюсь…
Целованьева. Вы — конечно… Вам — папаша велел.
(Невольно вырвавшееся слово смутило её, она невнятно бормочет что-то и быстро идёт в кухню.)
Софья (Михаилу). Ты ведёшь себя совершенно неприлично.
Михаил. Ну? Не буду больше. Тебе нравится невеста?
Софья. Девушка красивая, простая… доверчивая. А тебе?
Михаил. Мне даже немножко жалко её, — какой я ей муж?
Софья. Это ты — серьёзно?
Михаил. Не знаю. Кажется — серьёзно.
Софья. Вот и хорошо! Может быть, она заставит тебя подумать о себе самом, — пора!
Михаил. Да я ни о чём кроме и не думаю…
Софья. Дуришь ты много, играешь…
Михаил. Это свойственно человеку. Вон и невеста моя играет на простоту, доброту…
Софья (пристально смотрит на него). Что ты говоришь? Она действительно доверчива…
Михаил. И кошка будто бы доверчива, а попробуй, обмани кошку!
Софья. При чём здесь — обманы?
Михаил. Знаешь что? Пусть бы лучше отец женился на ней, а меня в отставку!
Софья. Какая чушь!
Михаил (с усмешкой). Всё равно — сейчас не женится — после отобьёт. Она — доверчива…
Софья. Перестань! Что за гадости лезут в голову тебе!
(Взволнованно отходит прочь.)
Михаил (тихонько смеётся, наливая вина в рюмку, и декламирует).
Я хотел поймать в воде
Отражение цветка, —
Но зелёный ил один
Подняла моя рука…
Софья. Это — что значит?
Михаил. Ничего не значит. Шутка.
Софья. Ой, Миша, смотри, жизнь серьёзна!
(Из прихожей входит Антипа Зыков, мужчина лет под пятьдесят, в бороде с проседью, кудрявый, чёрные брови, с висков — лысоват; Павла — в голубом платье, очень простом, без талии, как ряса, на голове и плечах — голубой газовый шарф.)
Павла. Я всегда говорю правду…
Антипа. Ну? Поглядим.
Павла. Увидите. А где же мама?
Целованьева (из кухни). Иду, иду…
(Антипа идёт к столу с закусками; Павла, улыбаясь, к Софье.)
Софья. Устали?
Павла. Жарко! Пить хочу…
Софья. Вы сами платье шили?
Павла. Сама. А что?
Софья. Идёт к вам.
Павла. Я люблю, чтоб всё было свободно…
Антипа (сыну). Гляди, лишнее пьёшь, сконфузишься…
Михаил (дурашливо). Жених должен показать себя со всех сторон…
(Антипа, взяв его за плечо, что-то строго говорит ему, Михаил усмехается.)
Софья (Павле, вдруг, негромко). Который красивее?
Павла. Старший…
Антипа (резко). Цыц!
Софья (тихо). Антипа, что с тобою?
(Павла жмётся к ней.)
Антипа (смущённо). Ты извини, Павла Николаевна, это для тебя же лучше…
Павла. Что?
Антипа. А — вот… этот сударь… (Мычит.)
Целованьева (с блюдом в руках, на блюде — кулебяка). Пожалуйте закусить, прошу вас…
Павла (Антипе). Надо быть добрым, а то я буду бояться вас…
Антипа (ласково усмехаясь). Ты всё про своё, про добро… Эх, дитё ты моё… (Говорит ей что-то, понизив голос.)
Михаил (хот и выпивший, чувствует себя лишним, бродит по комнате, усмехаясь, на ходу говорит тётке). Тесно, как в курятнике…
Целованьева (волнуясь, следит за всеми, подходит к Софье). Пожалуйте к столу-то! Зовите, а то меня не слушает никто…
Софья (задумчиво). Нравится мне ваша дочь…
Целованьева. О? Дай-то господи! Посмотрели бы вы за ней, поучили её…
Софья. Да, конечно. Наше, бабье дело везде — общее…
Павла (удивлённо). А как же люди?
Антипа. Что — люди?
Павла. Что ж они подумают?
Антипа (с жаром). Да мне — пёс с ними! Пускай, что хотят, то и думают. Люди! Чем я обязан им? Горем да обидами. Вот она, рука, которой я жизнь свою возводил, — это моя рука! Что мне люди? (Выпил водки, вытер рот салфеткой.) Вот ты моя будущая… дочь, скажем; ты всё говоришь — ласково надо, добром надо! Четвёртый раз я тебя вижу, а речи твои всё одинаковы. Это — оттого, что жила ты в монастыре, в чистоте… А поживи-ка на людях — другое заговоришь, душа! Иной раз так бывает — взглянешь на город, и до смерти хочется запалить его со всех концов…