Ефимов. Теперь моноклей не носят.
Глинкин. Что-с?
Ефимов. Не носят моноклей теперь.
Глинкин. Предоставь мне знать эти вещи, а?
Ефимов. Не носят. И это — не монокль, а стекло от дамских часов, я вижу. Дёшево форсишь.
Глинкин. Ты глуп!
Ефимов (встал). Не очень. Нет, я не очень глуп. (Идёт к себе.) Клавдия!
Глинкин (взял со стола монету. Поцеловал). Милая…
Наташа (подошла к нему сзади). Положи на место.
Глинкин (испугался, вскочил, выхватил стекло из глаза. Смеясь, обнял Наташу за талию). Наталия — и так далее. Это — ты делаешь, да? Это — очень мило. Дай щёчку…
Наташа (оттолкнув его). Положи монету на место.
Глинкин. Но — почему? (Сердится.) Ты всё — капризничаешь, душа моя! Это может надоесть мне.
Наташа. Пошёл прочь!
Глинкин. Позволь — что такое?
Наташа. Пошёл прочь, идиот!
Глинкин (оробел). Но — что ж тут такого? Ты положила — я взял. В чём же дело? Наконец, я не могу допустить, чтобы ты кричала на меня… Моё достоинство… Я скажу Кемскому, что ты невозможна…
Наташа (отходя от него). Ничтожество ты…
Глинкин (идя за нею). Ты забываешь, что я — дворянин, и в наше время, когда мы единственно…
Наташа. Уйди! Я тебя ударю… (Бежит вверх по лестнице.)
Глинкин (растерянно). Послушай… Что ж это? Чего ты хочешь?
(Кемской и Бобова идут.)
Кемской (брезгливо отмахиваясь). Ну, довольно, не надо! Я сказал: заплачу тебе. Не надо это — сплетни и всё…
Бобова. Как — не надо? Надо, милый! И заплатить мне по векселю надо, и знать, что в доме делается, надо тебе. Ты — верь мне. От кого, кроме меня, непорочную ласку увидишь ты? Я тебя знаю, я тебя помню, каков ты сокол был. Двадцать-то годков спустя… Помнишь, как ты со мной на пароходе знакомство свёл. Какова была я…
Кемской (оглядываясь). Ф-фу, какая ты!.. Тут люди везде, а ты…
Бобова. Ну, не буду, не буду… Ну, молчу! А ведь сердечко-то твоё, старенькое, последние дни-ночи доживая, оно ведь не умолкнет, оно не онемеет…
Кемской. Нет, это… чёрт знает что! Это же необходимо кончить… необходимо!
Бобова. То-то вот! Необходимое, брат, не обойдёшь, нет! Бога — не обойдёшь, правды — не обойдёшь! Всё, всех людей обойти можно, а правду — обойди-ка? Она — не обходима, да, да, милый! Обойди её, попробуй, и заплутаешься…
Кемской (заметив Глинкина, который зажигает лампу). Ну что? Что стоишь? Стоит и… слушает!
Глинкин (вынимая бумаги из портфеля). Вот, протоколы допроса и ваше заключение по делу Краевых.
Кемской. Ну, что же? Надо подписать! Перо! (Садится к столу. Глинкин даёт ему перо. Подписывая бумаги.) Завтра отнесёшь прокурору. Вероятно, ошибки, ошибки у тебя. Ты, брат, небрежен, да! Найди Наташу…
(Бобова ушла в комнату Ефимовых.)
Глинкин. Она — у себя…
Кемской. Позови.
Глинкин. Я с ней поссорился. Я хочу сказать вам, что она…
Кемской (с досадой). Знаю, знаю! С такими девушками — не ссорятся, если ведут себя умно… Иди… Поссорился… Ты, братец, не глупи…
(Полина в белом платье выходит из своей комнаты, оглядывается.)
Кемской. Это — вы? Куда это вы?
Полина. В гости.
Кемской. Так поздно? Гм… Я нахожу, что ваше… Ваш пример вреден для Наташи. Все эти постояльцы… этот бритый… Бобова говорит, знаете, что он и вы…
Полина. Прощайте.
Яковлев (в двери кухни). Куда?
Полина. К знакомой.
Яковлев (оглядывая её). Какая — знакомая? У тебя нет знакомых.
Полина. Есть. Одна.
Яковлев. Врёшь! И — нарядилась? Ты… (Схватил её за плечи, она его отталкивает.)
Кемской (подошёл). Послушай, Яковлев, это — невозможно. Ты сам виноват, ты стар, она — молода. Ты поселил тут… разных… Наташа тоже молода и неопытна…
Яковлев. Позвольте…
Кемской. Нет, подожди, я говорю, я! Я хотел семейно и тихо всё это… Это — мой дом. Я стар, мне нужен покой. Ты должен считаться с этим, а ты… Тут Наташа…
Яковлев. Наташа — кто?
Кемской. То есть — как это — кто?
Яковлев. Она — дочь моя? Моя дочь?
Кемской. И… и что же?
Яковлев. А — вот это самое! Моя?
(Полина стоит у окна, смотрит на них.)
Кемской. Ты, кажется, выпил?
Яковлев. Выпил? Да! Яду выпил!
Кемской. Послушай, что же это? Ты — добрый человек, и я — добрый. И вот, у нас нехорошо.
Яковлев. Что — нехорошо?
Кемской. Ты не можешь прилично устроить семью. И всем с тобой скучно, тяжело…
Яковлев. А если я вас, барин, к чертям пошлю, к самым отдалённым, а?
Кемской (выпрямился, смотрит грозно, — а беспомощен и жалок). Свинья ты, братец…
(Наташа на лестнице, Глинкин — сзади её, ступеней на пять выше, очень растерянный.)
Яковлев (яростно). Свинья, а вам — братец? Как же это, а? Хэ-хэ! Как же-с?
Кемской (падая на стул). Ты… я не знаю что!..
Наташа (Яковлеву). Вы не смеете так грубо говорить с моим отцом…
Яковлев (отшатнулся). Что? С кем?..
Наташа. Вы знаете, что он — мой отец…
Кемской (вскочил, кричит). Наташа — зачем? О, боже мой! Это я должен был сказать — я! Я ждал момента… Это надо было сказать торжественно. Я готовился ко дню твоего рождения. А не в такую минуту, когда скандал, чужие люди кругом… и — вообще. Нужно шампанское! И подарок тебе…
Яковлев (презрительно). Старый дурак.