(Саша сходит с террасы, стоит у деревьев. Лицо у неё печальное, она смотрит на Мастакова с упрёком.)
Мастаков (спрыгнув на землю). Это — неверно. Вы запираете жизнь в клетку какого-то обобщения, думая, что так она будет понятнее вам… И это — неверно! (Увлекаясь.) Ничего нельзя выдумать, и — не надо выдумывать…
Вукол (смеясь). Нельзя? Не надо?
Мастаков. Я верю, что победит светлое, радостное — человеческое… я ищу вокруг себя этих явлений… жизнь — щедра, она мне их даёт!
Вукол. Даёт? Грошики, копеечки, а?
Мастаков (горячо). Мне нравится указывать людям на светлое, доброе в жизни, в человеке… Я говорю: в жизни есть прекрасное, оно растёт, — давайте любовно поможем росту человеческого, нашего! Человеческое — наше, нами создано… да!
Вукол. Не поверят вам… Русский — не любит верить, вера — обязывает. Русский любит подчиняться обстоятельствам, — он лентяй. Мы любим сказать: ничего не поделаешь, против рожна не попрёшь… мы живём шесть месяцев в году… а остальные полгода мечтаем на печке о хороших днях… о будущем, которого не будет для нас…
Мастаков (снова влезая в гамак, заметил Сашу). Вы что, Саша?
Саша (вздрогнув). Барыня приказали предложить вам чаю…
Мастаков (тревожно). Она пришла?
Саша. Нет. Она сказала, уходя, чтобы в десять часов я предложила вам чай.
Мастаков. Пессимист, чаю хотите? Принесите сюда два стакана, Саша. И — хлеба.
Вукол. Как супруга-то заботится о вас!
Мастаков (тихо). Да-а…
Вукол. Превосходнейшая женщина!
Мастаков (оглядываясь). Возьмите меня перепелов ловить!
Вукол. Вот это хорошо! Идёмте-ка!
Мастаков. Кажется, Самоквасов интересный человек?
Вукол. Мы все интересные люди… (Саша принесла поднос с чаем.) Мы все для вас должны быть интересны.
Мастаков (простирая руки над головой Вукола). Заклинаю вас — будьте!
Вукол (усмехнулся, пьёт чай). Да, Самоквасов… заблудился он… Офицер, командовал ротой, необходимо было помочь сестре, — пошёл служить в полицию… В девятьсот пятом году бросил эту службу, говорит — противно стало. А теперь вот жалеет, что бросил…
Мастаков (с интересом). Жалеет?
Вукол. Видимо. Очень много говорит о своей глупости… Идёт он.
Самоквасов (в тужурке военного покроя, офицерской фуражке, высоких сапогах. На плече перепелиная сеть, в руках клетка в холщовом чехле. Раскланялся с Мастаковым). Добрый вечер! Отличное время выбрали мы с тобой, землемер. Газеты читал?
Вукол. Я же не люблю их.
Самоквасов. Победи. И я не люблю, а отравляюсь ими ежедневно…
Вукол. Ну, тебя немцы беспокоят, а меня — никто! В немцев я не верю, в японцев тоже…
Мастаков (очень любезно). Вы хотите чаю? Саша!
(Саша молча уходит в дом.)
Самоквасов. Благодарю! Вы тоже международной политикой не интересуетесь?
Мастаков (улыбаясь). Я? Нет. О ней пишут сквернейшим языком.
Вукол. И всегда — прозой. (Мастакову, указывая на Самоквасова.) Он очень боится немцев, японцев и, кажется, женщин. Ты ведь и женщин боишься, Мирон, а?
Самоквасов. Я не боюсь, а… мне думается, что шутить не время… Нам, русским, пора бы посмотреть серьёзно на наше положение в Европе… (Несколько возбуждаясь.) Никогда ещё Россия не стояла в такой безнадёжной, в такой опасной позиции… И мне странно слышать, что вы, литератор, вы, так сказать, духовная охрана страны… (Мастаков, улыбаясь, смотрит, склонив голову набок, в лицо ему, — это смущает и несколько раздражает Самоквасова.) Вы должны знать все беды, грозящие родине вашей…
Мастаков (улыбаясь Вуколу). Вот ещё долг мой — видите?
Самоквасов (горячо). Можно ли шутить, когда из нас снова хотят сделать заслон против монголов? Европа прикрывается нами с востока, а когда мы окончательно истощим силы в борьбе с жёлтой расой, Германия отнимет у нас Польшу, Прибалтийский край, выйдет через Балканы в Эгейское море…
Вукол. Захватит Марс, Венеру, Полярную звезду…
Самоквасов. Если бы ты следил…
Вукол. Привык ты следить и командовать! Раньше — управлял движением извозчиков, а теперь — на государства посягаешь… брось!
Самоквасов. Чудак, ты пойми…
Вукол. Брось политику и — купи гитару. Играй на гитаре. Это очень меланхолично и не нарушает тишины. Приятно будет видеть, как этакий бравый, усатый молодчина, сидя под окном, в час заката наигрывает чувствительно на грустном инструменте…
Мастаков. Браво, землемер! Это очень мило!
Самоквасов (грустно). Эх, господа…
Вукол. И по щеке, на длинный седой ус, тихо сползает тяжёлая слеза одиночества…
(Мастаков смеётся.)
Самоквасов. Когда мы будем серьёзными людьми?
Вукол. А вот когда начнём перепелов ловить.
Мастаков (Самоквасову). Вы знаете, что я с вами иду?
Самоквасов. Приятно знать. А всё-таки, господа, немцы — требуют нашего внимания…
Мастаков. Да? А вы знаете, что европейцы упрекают нас в злоупотреблении серьёзными разговорами?
Вукол. Дамы идут…
Самоквасов. Это вас, литераторов, упрекают…
(Слева входят Елена и Зина. Самоквасов кланяется, не протягивая руки.)
Зина. Не бойтесь… давайте вашу лапу… я не злопамятна.
Вукол. К тому же вы ссорились не в последний раз.
Зина. Конечно.
Самоквасов (смущён). Я — рад! Сердечно рад…